Ночевать опять пришлось у гостеприимного Торопыги. Домовой не показывался, но в избе уже было намного чище и уютнее. Похоже, запечная парочка, задобренная непутевым мужичком, взялась-таки за дело всерьез.
А утром всех ждала очередная неожиданность. На самой крыше избы вместо конька, кем-то аккуратно срезанного, красовался двузубец с двумя черепами. Тут уж и дурак догадался бы, что обозначает страшный знак.
— Три черепа вчера обозначали, что тебе дадено три дня на то, чтобы убраться отсюда, — разъяснил Ратибор хозяину. — Один день миновал.
— Ну и что? — по-прежнему хорохорился мужичок. — Может. это они так шутят?
Своей жизнью Торопыга не дорожил, а вещей у него было немногим больше, чем можно с собой унести. Потому он во всеуслышание заявил, что уйдет отсюда последним и только хорошо подравшись. У Ратибора были свои взгляды на то, чем такая драка может закончиться, но он промолчал.
Этот плохо начавшийся день богатыри снова посвятили подвигам. На этот раз удача улыбнулась им… на мгновение.
То, что удалось разнюхать наблюдательному оборотню, могло быть только дверью в подземное царство. Две скалы, стоящие рядом — в горах не редкость. Но вот когда стоят они настолько впритык, что и ножа между ними не просунешь — это серьезно. Тем более что эти скалы больше напоминали одну, ровно разрезанную огромным и очень острым ножом.
Но дивьи люди умели хранить свои тайны. Дверь была закрыта настолько основательно, что никакие отпирающие заклятья, быстро припомненные и даже состряпанные самостоятельно на скорую руку, не могли и поколебать могучих створок каменных ворот.
Муромец в качестве последней меры подошел и с размаху ударил палицей по воротам. Раздалось гудение, словно за скалами было пустое место, но никакого другого результата не последовало.
В отчаянии Ратибор плюнул на упрямые скалы. После этого вся компания направилась домой, не забыв отметить место. Уже уходя в лес, Илья спохватился, подобрал здоровенный валун и припер им скалы как раз на том месте, где их рассекала щель. Леший мысленно одобрил. Если из укрывища ночью кто выйдет, непременно валун сдвинется. Тогда уж точно знать можно будет, живет здесь кто или нет.
— Интересно, — задумчиво протянул Подосён по пути домой, — сколько дней у нас осталось? Я-то не считал… Ты помнишь?
Ратибор, к которому относился вопрос, молча достал свою палку (как он умудрился ее не потерять во всяких переделках по дороге — это было загадкой даже для него самого) и сосчитал перечеркнутые палочки.
— Где-то месяц. Немного, конечно, да что поделаешь…
— Что поделаешь, — передразнил Илья. — Была бы у меня палица потяжелее, чем эта, я бы эти ворота разнес к собачьей бабушке… И потом, Ратибор, — уже серьезно продолжил Муромец, — ты что, серьезно хочешь придти к ним и сказать — вот, мол, нам позарез необходимо взять вашу святыню для своих надобностей? Это же все равно, как если бы какой-нибудь печенег заявился в Киев и потребовал отдать ему то изображение Перуна, что на холме, потому как ему хочется своего врага ею по башке двинуть. Что бы с таким сделали?
Иногда Муромец проявлял недюжинную сообразительность. И сейчас его довод застал Ратибора врасплох. Обычно ученик Волха Всеславьевича, приученный наставниками, просчитывал все надолго вперед (если бы Ратибор умел играть в шатрандж, сказал бы «на десять ходов»). Но теперь он почему-то даже и не подумал, что дивьи люди добром чудо-оружие не отдадут. Отобрать силой? Невозможно. Разве только Святогор за русичей вступится. Остается только одно…
— Остается только одно — украсть, — Ратибор оторвался от раздумий и обнаружил, что Илья последние пять минут увлеченно развивает именно эту тему.
— Завтра увидим, — оборвал он Муромца. — А лучше всего — устроить засаду у того места. Может быть, получится туда проникнуть.
— Мысль, — согласился Илья. — Дома соберем все что нужно — и вперед.
Торопыге, кажется, начали уже немного надоедать незваные гости, которые все никак не спешили оставлять его дом и вдобавок занимали по ночам почти весь пол. Так что известие, что эту ночь они проведут не в избе, он встретил с некоторой радостью.
Богатыри расположились в месте, словно специально предназначенном для засад. Из этого укрытия предполагаемые ворота просматривались великолепно, а вот от ворот заметить наблюдателя было почти невозможно.
Стемнело. В кустах раздались голоса каких-то местных ночных птичек. Издалека ухнула сова, и птички испуганно умолкли.
Ратибор сидел в темноте, стараясь не заснуть и неотрывно глядя на ворота. скала по-пережнему смотрелась почти цельной, и только еле заметная щель чернела на сером камне. Ничего подозрительного не было ни видно, ни слышно.
Около полуночи Ратибор разбудил мирно дремлющего Илью и прилег сам. От долгого напряженного наблюдения он очень устал, так что заснул, еще не улегшись окончательно…
Ратибора разбудило утреннее солнце, бившее в глаза. Сначала он повернулся было на другой бок, чтобы оказаться в тени и продолжить сон, но затем вспомнил, где находится, и вскочил.
Глазам его предстала мирная и умилительная картинка. Муромец, который должен был дежурить от полуночи до рассвета, лежал, некрасиво разметавшись, и негромко похрапывал. Рядом примостился Подосён. С него, правда, взятки были гладки, его вообще никто в разведку не звал, но все равно…
Ратибор еле удержался от искушения пнуть Муромца ногой. Не сделал он этого, впрочем, не из жалости, а из чувства самосохранения. Кому, как не Ратибору, знать о ярости разбуженного Ильи, да еще если разбудили таким грубым образом. Поэтому леший применил старый добрый способ, на друзьях уже неоднократно опробованный:
— Дружина, подъем!
Как обычно, богатыри оказались на ногах и только потом осознали, в чем дело. Муромец, вскочив, закрутил головой и вдруг то ли застонал, то ли зарычал.
— Дурень! — воскликнул он наконец, отвешивая самому себе изрядную плюху. — Заснул на посту! Ни разу со мной такого не было!
Ратибор молча ждал, пока Илья выговорится.
— Честно, ни разу на посту не спал, — сказал Муромец, когда перестал сокрушаться. — А сейчас словно что-то нашло. Глаза сами слиплись.
— Ну и ладно, — отмахнулся Леший. Он уже стоял рядом с воротами. — Все равно отсюда никто не выходил. Валун как стоял, так и стоит.
— Ну и что, — неожиданно заявил Подосён, не вставая. — Если ворота раскрываются не так, как у нас, а разъезжаются в стороны, то ничего и не сдвинется.
— Тьфу! — Ратибор пнул ни в чем не повинный камень, ушиб ногу и на некоторое время замолчал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});